А.Марченков
К разделу "Литература"
|
К началу
Ночные строфы
На постое - тень, на постое - тишь,
Накренилась месяца корма.
Ночь у вас гостит, и единой лишь
Гостье рады ваши терема.
Медленно тони в торфяной реке,
Парусник в безветренной глуши.
Свист угомони в дымном очаге,
Зачерпни из бездны и пиши...
Где огонь блуждал, свой или чужой, -
Заросли и гибельная топь.
Ты кого-то ждал с трепетной душой;
Вместо стука - дождевая дробь.
Карканье ворон, знаки на воде,
Вместо дыма тянется дурман.
Ты - из дома вон: страшен в темноте
Тонущий бревенчатый капкан.
Лес в испуге - ёж… Колокола зык
Кликал помощь в царствии былом.
А осталось что ж: вырванный язык?
Колокольня - дерево с дуплом.
Тёмна и лиха почерка стезя,
Пятятся надводные огни.
... Божьего стиха буквицу неся,
Слова никому не пророни...
1990
К началу
Начало весны
В лиственном омуте бронзовы нимфы,
Зелень - до рези в глазах.
Святость ольхи, и пчелиные нимбы -
Облаком в волосах.
Дивно белёсы берёзы седины;
Листья, лениво замлев,
Слишком похожи на паутину,
Чтобы тянуть к земле.
Тёплым дыханием книгу раскрыло,
Впору сбежать именам.
И над ольхою гласят многокрыло
Пчёлы "живете" нам.
1990
К началу
Фонари
На тёмной нашей улице стояли свечи розовые.
Чтоб дом иль двери высветить - как надо поднатужиться!
С тех пор здесь фонари вкопали, словно лики бронзовые,
И лунный самородок поставил сети ужаса.
Но статуи фонарные цветами не поделятся,
А на цепочке времени - луны и солнца слитки.
Вы тайнами оцеплены, мои домовладельцы,
И дом ваш - лабиринт испуганной улитки.
Ведь вы даете занавес посереди спектакля,
И в спину вам юпитеры глядят не отрываясь.
Дай волю небесам - они бы плакали и плакали,
Смывая бледных звёзд бесчисленную завязь.
1990
К началу
Дуэлянты
Тревожный вечер облачной дуэли:
Не кровь ли это капает по кровле?
И тучи - не таинственный покров ли
Кольчуги пепельной? И синее надели
Нахмуренные ветры-секунданты,
И северный, и - редкий гость - восточный,
Дыханье притаили музыканты:
Вот-вот - и трубы станут водосточны.
Хлестнуло по земле, как из-под крана.
И, чтоб жилища крыши остудили,
Пришел сквозняк... Но велика ли рана?
И в небеса стрелявшему уйти ли?
Стрела огня - как джинн из заточенья,
Дверь завалили облаков сугробы,
Пробьётся радуга над серым полем, чтобы
Напомнить всем, что нам дано прощенье.
1990
К началу
ОГЛЯНУВШИСЬ
Когда ты крепко спишь, когда
Душа, как белый пар, витает
И видит странные места,
Где наяву и не бывает,
Свободная от груза лет,
Она летит в свои пенаты…
Я думаю, меня там нет,
Хотя со мною и нежна ты.
Как будто жизнь прошла с тех пор,
Как мы с тобою неженаты,
А только небо - всё висит.
И тот несчастный разговор,
Так никогда и не начатый,
За нас судьба пусть домолчит.
К началу
Вдох
Переулки шумят, как распахнутое окно.
Не поймать, но - вдохнуть, и уже никогда не дышать.
И взволнованный ангел, с листвою сливаясь в одно,
То зовёт меня сверху, то прячется в травах опять.
1990
К началу
Листая летописи
... Далёкий смех обрызгает сознанье.
Я что-то вспомню, что - не угадаю.
Повествованье о моём вчерашнем
Загадочно, как древнее сказанье.
Дай поклониться опустевшим башням,
Не знавшим эха каменным темницам,
И подступить без давешнего страха
К разрезам глаз сверкающих - бойницам.
Далёкий город... Это там смеялись
По вечерам, не ведая запрета.
И ангелы, хранящие молчанье,
Как часовые, до утра сменялись.
В лесной часовне ты была отпета,
Эпоха снов, уснувшая принцесса,
И грустный ослик смёл поникшим ухом
Обрывки слов, растерянных по лесу...
И я поймаю одичавшим слухом,
Как, подойдя к воротам монастырским,
Забвенья зверь качает их настырно;
И удержать зубов молочных ярус
Не могут белокаменные прясла;
Как выгнуть из ворот железный парус -
Сумел порыв... Но знаю я о том, что
Ещё осталось в тех лампадах масло,
И перед ликами, хранящими молчанье,
Свеченье не погасло, не погасло...
1990
К началу
Стук в окно
... Кинь кольчугу, забудь закон, -
По карнизу копыто стучит.
О, мне ведомо, что ты за конь...
Отовсюду из-за окон -
Богиня дождя...
То прильнет, то отлынет, молчит,
И, рукой по лицу проводя,
Собирает жемчужных слезинок полную горсть,
Выдыхает расплывчатость пятен...
О, мне ведомо, что ты за гость!
И хотя мне едва ль понятен
Сей союз, но я знаю: вас
Надо звать, и скорей, в светлицу.
Здравствуй же, дождь-девица,
Здравствуй и ты, Пегас...
1990
К началу
Затмение
(видение нечистой силы)
Кто-то светило, как лампочку, сшиб;
Глаз обратился в зеркальный зрачок.
Белая бабочка чьей-то души
Ночью попала в сачок.
Как заплутавшийся в чаще малыш,
Я оглянусь, не узнав никого.
Рядом проснется летучая мышь -
Дьявольское существо.
Если б открылись немые уста,
Если б услышал внимательный друг,
Что надо мной - два кленовых листа
Призраком скрещенных рук.
Больше гостиная - мне не уют,
Больше не греет утихший камин.
С улицы к стёклам деревья прильнут;
Я ведь не справлюсь один!
Боязно, дико, бесформенный мрак
К свету ползёт, как большая змея.
Хлопают крылья, и хлопает флаг
Шторы на древке копья...
1990
К началу
Остыванье
К губам смертельно раненной богини
Ночная стужа подносила зеркала,
И был ответом ей дыханья иней.
Богиня плача - нет, не умерла,
Она лишь невидимкою скользила
Поверх воды... Морозная стрела
Больную грудь последних волн пронзила;
И вот: не пруд, замерзшее окно,
А за окном - вся дождевая сила.
И молча плещет оловянное вино
В отлитом изо льда бокале пруда.
И трижды тридцать стынуть суждено
Хмельному зелью в берегах, покуда
Шептуньи, фрейлины зеркал, не сгинут прочь,
И в мёрзлое окошко стукнет чудо,
Стекло со звоном лопнет в эту ночь,
И вспенится вода, послушна слову...
Ах, голову мне, вечер, не морочь:
Я в небе вижу белую подкову,
И синий конь стоит без седока.
Уже дорога к странствию готова
И льёт серебряную тень на облака.
Ни облика и ни следа в округе,
Лишь вольномыслий тихая река.
Хочу тепла. Ко мне, больные слуги,
Камин и - девой краснощёкой - головня.
Все перья нынче, до единого, упруги
И не спешат послушаться меня.
Они - что вороны, почуявшие рано
Во мне клиническую смерть огня.
Но нет же, слуги не оставят пана...
1990
К началу
Вуаль
Провисало небо, как плохой навес,
Волочилось по садам и паркам,
Дам дымноволосых суетный наезд
Чудился в присутствии неярком
Пасмурного утра, в стынущих парах,
Будто прах истлевшего огарка.
Праздничные шляпы, незаметный взмах -
Барышни несутся в упоеньи.
Вот и вы меж ними, с тюлем на глазах,
Мастерица моего волненья.
Я бы подарил вам дорогой сервиз -
Десять чашек адского терпенья.
Самую воздушную ожидает приз -
Растворенье в зеркале стоцветном:
Прихоти рубина, белизны каприз,
И сапфир в мерцании рассветном,
Глубиною взгляда наделивший высь, -
Так молись о тайном и заветном.
Бал оледеневший, в странствие умчись
С ветром, что покажется попутным.
Олово и сизость смешивала кисть
Целый век, - и вот на свете мутно,
Голуби и души потеряли вес -
И взлетают в небо поминутно...
1990
К началу
Предчувствие нового года
Часы с металлическим храпом,
С претензией на скворечню,
Мечтали идти поспешнее.
Да стрелки, видать, коротки.
А звёзды с небес накрапывали,
Смазываясь и высыхая,
И вновь набухая каплями,
Как будто текли потолки
Всегда белоснежного рая...
Порывистый жест руки -
И дни, понемногу сгорая,
На миг показались крылатыми,
Пока не исчезли в дым,
Туда, где, сверкая латами,
На страже стоит херувим.
Буянит огонь и бесится,
Вкусив новогодний хмель,
Засыпана блёстками лестница,
И месяц блестит, как форель.
Но тише... Вот оду полночи
Часов заиграл клавесин;
Вот эха стальные помочи -
Так чей же я нынче сын?
Огарок упал - я сумерничаю,
И хрипам предсмертным внемлю;
А год все же умер - нечаянно,
А гений и нега дремлют.
Родился ли кто-то с надеждой,
Пока новый год рождался?
Боюсь, не узнаю. И где же мне,
Ведь я в том году остался!
1990
К началу
Петербург Достоевского
Вода в гранитах влюблена в страдальцев.
- На званый вечер, - плещется, - придите...
Она таит судеб несчастных нити,
Как ручка, обольстительница пальцев.
К воде сойдутся бедные фантоши
По набережным, мокрым от прибоя,
Зонты и трости захватив с собою,
Надев свои любимые галоши.
По воле волн пойдет концерт, по воле
Волн - и о музыке не может быть и речи.
Тарантулы запрыгнут им на плечи
И посвятят их в генералы боли.
Вода: - Не плачьте, - плещется, - уймитесь!
Зачем же, милый, в стужу ты расхристан?!
Фонарь с небес глядит на них, как витязь,
И "Где же пристань?" - шёпот, - "где же пристань?"
1990
К началу
Язычник
Я жилец ночного озера.
Сбросить ткани и разуться -
И миры в ловушке пойманы
Силой моего трезубца.
Тронуть небо наконечником
(Кровь Луны бледна и вечна),
Перекраивать созвездья -
И ни страха, ни возмездья.
Пусть трезубец будет стило,
Небо обо мне узнает...
А невинная русалка
В небо ноги опустила
И дивится, и мечтает.
Сети кинуты кольчугой -
Гладь покрылась чешуёю.
Раздвоился тёмный берег
С неуютною лачугой.
В ней дремучий дед ночует,
Сын чужого поколенья,
Он при звёздах тайно верит -
Одному мерцанью вверит
Сокровенные моленья.
1990
К началу
Ледяные цветы
Всё течёт, и протекает надо мною потолок,
И потоки не питают ко мне жалости, ничуть.
Вдоль по доскам разбежалась наступающая муть,
И, как люстра, прицепился сталактитовый цветок.
Не Венеция, а - вена дождевая порвалась,
К зеркалам ночами тянется стеклянная герань.
И цветочными огнями комнатушка налилась,
Но цветок тотчас заплачет, только чуть его порань.
1990
К началу
Посещение
Кто он был, этот прошлый непонятый гость,
Что исчез, как письмо безответное?
Он оставил сомненья волшебную кость;
Его тайнопись тихо манит и манит, -
В этой силе есть нечто запретное.
Где-то рядом упрямый упрятан магнит.
Я уснул, растянувшийся по столу.
А на улице - тёплые чудо-огни,
Они - света дневного апостолы...
И почудилась блажь, будто ветер ретив,
Будто слёзы на взор нанизали Вы,
И шептал карандаш: кто-то должен прийти,
Осенённый внезапным порывом дождя,
Освещённый в спичечном зареве.
Уже листья под кем-то внизу шелестят,
Где-то сумерки стали изменчивы.
И едва лишь ворота во тьме заскрипят,
Я увижу Вас рядом, идущей в дожде,
Только сами всё меньше и меньше Вы.
1990
К началу
Пропасть
Мы в океане-пропасти совсем-совсем одни,
Но никаких мостов меж нами нет.
Здесь ночи холоднее и короче дни,
И тянется зима на много лет.
Пусть мы единокровные, пусть ты моя сестра,
Но нет того, что б связывало нас.
Здесь ночи холоднее, и не жгут костра,
Зато как много в небе лишних глаз...
1988, 1990
К началу
Сказка
Уснула фея, выронив перо.
Таинственный спектакль остановился.
Стеклянный дождь застыл и не разбился,
И все на свете - так уже старо,
Как будто это в раннем детстве на ночь
Нам нашептал волшебник Шарль Перро.
И девочка, открывшая - на стук
Чужого сердца - медленные двери,
В империю бумажных суеверий
Из памяти переселилась вдруг,
С большими полудетскими глазами,
Хранящими как будто бы испуг.
И с тех пор стоим мы с тобой в музее,
Нас окутал сумрак на сотню лет.
Все это однажды придумала фея,
Но у сказки той продолжения нет.
И тот поэт, что бегал с фонарём
По закоулкам песенного Рима,
И что волхвам сопутствовал незримо,
Пока во мраке плавал спящий дом, -
Он вместе с той навек вошёл в преданье,
И если они живы, то - вдвоём.
И их огонь - он был неугасим -
Вдруг охладел, и не поднялся к небу.
Закрыт их дом, и невидимка-невод
Украл звезду, горящую над ним.
Круг небосвода больше не кружится,
Не зная, сколько лет и сколько зим.
Можно век стоять в глубине витрины
И не отрывать друг от друга глаз,
А снаружи вечно меняют картины,
И идет спектакль, но совсем без нас.
Вздохнула фея, нежная, как снег,
Проснётся - и продолжит увлеченье,
И через час куда свернёт теченье...
А здесь уже прошёл неполный век,-
И всё зима... И ночь не шелохнётся,
И только думает: когда она проснётся?
Кто-то и теперь носит наши лица
И зачем-то письма в столе хранит.
Только им, наверно, уже и не снится
Город, что за книжной обложкой скрыт.
1990-2001
К началу
Проснувшись
Алчущий бегун в стране бегоний
Гонит стаю давешних видений,
То ли сонм кочующих хотений,
То ли табор мифов и сказаний,
Только к ним летит огонь погони
Стрелами орлиных оперений,
Смелостью кипящих притязаний.
Их пути слеженью недоступны...
Можно лишь схватить за край одежды,
Можно лишь скитаться неотступно,
Если добрый ветер помогает.
Или только находиться между
Тех, кто убегая - убегает.
И коснутся по ошибке руки
Вместо струн - болтающихся лесок,
И в глубоких складках занавесок
Скроются вчерашние картины,
Будто дом твой - логово разрухи,
День - лишь к ночи млеющий довесок,
И на окнах сплошь висят гардины.
- Вечный город, где тебя искати?!
Встретимся ли, словно два теченья? -
И душа исполнится общенья
С тайной переулков нелюдимых,
Где певец - на черепичном скате,
И колонны издают свеченье,
Где дороги - неисповедимы...
1990
К началу
Позвонили
Позвонили в парадное - так далеко позвонили,
В рукава коридоров замёрзшей рукой запустили.
... Здесь ещё есть огонь, что качается, как балерина,
И алмазная статуя молча сидит у камина.
Позвонили опять... или всё наваждение вздорное? -
Невозможно понять. - Эй, живее к дверям, коридорные!
- Если там не ушли, то зовите их в землю подводную,
Дайте им корабли и шелковую нить путеводную.
1990
К началу
Быль о зиме
В прошлое заточённая,
Приснилась городу быль...
С чем-то заточенным по-ветру
Носилась снежная пыль.
Путник, хотя он и был жителем
Города на снегу,
Всё у окна стоял нерешительно,
Выброшенный в пургу.
И, чем больше заваливал снег растения,
Сравнивая холмы,
Тем отчужденней жилось за стенами, -
Тёплого дома-тюрьмы.
Путник проваливался в сугробы,
Он был одиноко жив.
И в награду платиной высшей пробы
Его обдавал порыв.
А в сумерках продолжали греться
И жить силуэты тех,
Кому на окне никогда не стереться.
Они - провожали смех.
А он провожал вереницу строчек,
Которым сорваться лень;
И медленно стал уклоняться к ночи
Его беззаботный день.
А сам-то он кто, и какой он веры?
- Не знаю, но помню суть:
Он был посетитель одной таверны,
Где пили ночами ртуть.
Наверно, от этого (и от мороза)
Так бледно его лицо
Бывало в минуты, когда он розы
Бросал на её крыльцо.
Ах, помню я, помню: туда набивался
Забавно-престранный люд,
И эхом лучины в глазах зажигался
То жемчуг, то изумруд.
Смеялся огонь переливчатый. Там не
Бывало, чтоб он потух.
И, унося драгоценные камни,
Едва прокричит петух,
Они устремлялись за первой свирелью,
Но каждый - в свою страну,
Чтоб, верно, составить собой ожерелье
На множество вёрст в длину.
1990
К началу
Москва - Петербург
(полёт души)
Я не зря лежу головою на север,
Я тихонько всю ночь прислушиваюсь,
Как ветер в полях нападает на клевер,
С высот на него обрушиваясь.
Как полированные зеркало-нити
Пугают своей прямизною
И сходятся вместе на камне-магните,
Что тянет сбежать из зноя.
Я слышу, как огненная гирлянда,
Меняя свое положение,
Цветными суставами с маркой Finland`a
Танцует танец движения;
Как вдруг начинает в болотах росница
Охоту... И, между прочим,
Ночной Петербург между ними таится,
Мой странный, мой чудный отчим.
1990
К началу
Полуночные падежи
(акростих)
Отряхни
Лавину с белых плеч:
Я уже подножия достиг.
Оброни
Ласкающую речь,
Или просто - в воду золотник.
От огня
Лампады на цепях
Еле видно, где кончать строку.
Ото дня -
Лишь лебединый взмах
Юной кисти, тонущей в снегу.
1990
К началу
Счёт месяцев
Вот улица, и башенка-ладья
На ней,
И ворон в чёрной мантии своей -
Судья,
Вплётенный в иерархию ветвей.
Блик бархата, на крыльях - фиолет
Парчи.
В его словах чеканный триолет
Звучит,
И он любитель редкостных монет.
Решёткою чугунного литья -
Октябрь,
Его делам - седеющий ноябрь -
Судья,
А всех мудрей - простуженный декабрь.
Где улица от бешеных шагов
Спаслась,
Там суд идет заборов и дворов,
И вязь
Решётчатая ждет своих оков.
1990
К началу
Память
Вечерний пруд, твое глубокое зерцало
Воздушный сумрак тишью натирал.
Вода - как пол огромнейшего зала,
Где час назад утих навеки бал,
И только свечка малая мерцала,
Пока огонь звездою не упал.
Там кто-то ходит, ищет отраженья,
Но пруд его глубинами томит,
И распаляет лишь воображенье,
Не возвратив вещам привычный вид.
Он из всего мирского окруженья,
Быть может, небо только отразит.
1990
К началу
Потомок Ноя
... И меня унесёт новый потоп.
Очнусь - никого кругом.
По высокому берегу ходит Циклоп,
Прозванный маяком.
И его светоносный глаз ко мне
Направлен; вселяя жуть,
Оттого, что мигание в такт волне -
Как повеленье тонуть.
Волны солёные пьет земля,
Роем летит роса.
У меня даже нет своего корабля,
Чтобы свернуть паруса.
И меня закрутит, меня унесёт,
И встретит подводный царь.
И я буду пойман в пучину вод,
Как стрекоза в янтарь.
1991
К началу
Финальный штрих
Когда на фоне мрачного окна
Твой силуэт стирался и немел,
Судьба (ах, как она умна!)
В мою ладонь тогда вложила мел.
... У нас горела душная сосна,
И Дух огня, баюкая, свистел.
Но Духи тьмы, конечно, не могли
Простить двоим такого ликованья.
Они схватили чёрные угли
И замерли в зловещем ожиданьи
По обе стороны от моего окна,
Пока лицо не заслонит луна.
... Ночь задохнулась, и - конец войне.
Сиянье вырвалось из каменного грота,
Но Духи тьмы на утреннем окне
Нарисовали чёрные ворота,
Ключи от коих недоступны мне.
1990
К началу
Сон времени
Если времени Вий
В наших водах не высмотрит мели,
К побережью стихий я приду, -
И старик, и Емеля.
Как сорвавшийся вздох,
Там туман голубится зыбко,
Поднимается мох,
И плывёт Золотая рыбка...
Тенью берег одев,
Просыпаются сны водоёма,
Стаи призрачных дев
Выплывают, устав от подъёма,
Там растут в глубину
Отраженья, вбирая вёрсты.
Я ковшом зачерпну –
Спят на донце морские звёзды...
Побережья чисты,
И в изгибе волны - улыбка,
Через толщу воды
Мне блеснет Золотая рыбка,
Там, на дне, в глубине,
Ей полцарства в лицо знакомо,
И не терпится мне
Расспросить Золотую - о ком, а?
1989, 1990, 1992
К началу
Сонет печали
Моей печали угасать ли в Лете,
Раз есть на свете ремесло пиита!
Я эту птицу заточу в сонете,
В изящной клети чистого графита.
В напёрсток дня вино любви налито,
Зерно печали -в золотой кювете.
Такая смесь пускай и ядовита,
Но не для грусти с голосом Лоретти...
Моей любви лишь гробовые плиты
Одни б достались, если б ремесла
Неволить звуки не было открыто.
Избрав сонет, я попадаю в сети
Стихов коротких строгого числа, -
И обрываю речь на междометьи...
1990
К началу
Путь
Рамы голубых домов
Крестили ночь,
И сверкал меж тёмных облаков
Месяц-нож.
Хладный отсвет падал на снега,
Поливал следы.
У дороги - уже берега -
Если ты
Уж задумал вправду миновать
Заросли следов,
То смотри: кругом такая гладь,
Путь тебе готов.
... И колосья снега шелестят,
Как идет нога.
Здесь их некому собрать (хоть месяц рад
Бы) в белые стога.
Взявшись за руки, пережидают век
Мумии древес.
Словно кладбище калиток и телег -
Зимний лес...
1990-1991
К началу
Сонет
Лазурь и мглу - одним и тем же ворсом;
Не верит кисть ни холоду, ни жару.
Творец вершит на рубеже притворства,
Переходя в тоске от жанра к жанру.
Чем тоньше кисть, тем путаней орнамент,
Была аллея - а теперь валежник.
И я спрошу, отыщет ли подснежник,
Кто ворошит, как старый снег, пергамент.
Найдёт ли след сердечного недуга,
Что второпях означен был любовью?
Иль, может, встрепенётся от испуга,
Лишь признаки приметив нездоровья
Душевного у пишущего друга...
Или, скорей, - не поведёт и бровью.
1991
К началу
Воспоминание
Её прибило волнами восточной темноты
(Закат смывал строения на голубых песках).
Она, не знав дороги, вошла в мои сады
И вызвала волнение в нечётных лепестках.
И было странно видеть, как чашечка цветка
Внезапно покидает обжитые места,
И на ковре ладоней, вдруг сделавшись легка,
Фонариком бумажным плывёт невесть куда.
Потом листва окрасилась, как медная деньга,
Два века прогулявшая по шляпам и рукам, -
Мы ждали появления ночного мотылька,
Чтобы лететь в погоню по сумрачным ветвям.
И вот теперь мне кажется, что это была ты,
Ну а тогда я в зеркале не утаил лица -
И девушка чужая лишь задела за цветы,
С них долго после сыпалась и сыпалась пыльца.
И снегопад повсюду всю ночь её искал -
На цветники садилась серебряная тля...
И каждая снежинка кружилась, как штурвал
Захваченного бурей корабля.
1990, 1991
К началу
Бессонница
По улице тёмной блуждает авто,
Сигналит столбам, будто что-то болит,
Мерцает сквозь чёрных ветвей решето
В созвездиях правильных окон и плит.
Однако летящему над колесом
Весь мир будет мниться сошедшим с ума:
Прохожий навстречу с горящим лицом,
И сверху огней золотая тесьма.
Вот тут и ответь на приветствия лип,
Что вечно несут у домов караул,
Где свет пристаёт к мостовой, как полип,
И рыщут машины с глазами акул.
А позже, когда воцаряется тишь,
Дворы цепенеют, и только слыхать,
Как молча ступает небесная рать,
И Ты, полноокий, из бездны глядишь.
1991
К началу
Окованная душа
Дело уж к исходу марта - и такой снег!
Нет ни пяди непокрытой, ни главы.
И ручьи, вчера живые, обратились в бег
Вместе с озером небесной синевы.
Прилетевшие пернатые несут скорбь,
Они - словно окрылённая тоска.
Велики её владения, и суд скор,
И любая связь к бессвязности близка.
Я шепчу молитвы небу, но один пар
Поднимается и кутает слова.
Ах, они неузнаваемы; и Твой дар
Улетел, как пожелтевшая листва.
Я пишу тебе посланье, но моя боль
Не утихнет, даже если ты прочтёшь.
Дело уж к исходу марта, на дворе - ноль,
Я всё так и не могу унять дрожь.
Но готова моя грамота, и в ней синь
Набухает, словно вены на руках,
На заснеженное сердце ты не трать сил,
В нём и так лишь ледяной прах.
1991-1992
К началу
В дневнике
Я больше не поэт. Мои зрачки
Задумчиво посеяли стрелу,
Она привилась к древнему стволу,
И крону опоясала огнём...
Мои глаза - ночные светлячки -
Привыкли к одинокому дуплу
И совершенно растворились в нём...
1991
К началу
I
Занавес
Слово повисло, и зритель - незрим...
Я сбежал бы в другой же миг,
Если б не занавес: тоже великий мим,
И во тьме он играть привык.
Дерзновенно на что-то надежду храня,
Я едва дочитал листы,
Как, раскрыв объятья, он спрятал меня
От камней и плевков пустоты.
1991-1992
К началу
II
Покров
Нам теперь ничто не застилает света:
Свет лежит на каждом шагу,
И для зимних птиц новое либретто
Пишут не в листве, а в снегу...
Стало, наконец, усыпляюще тихо,
Даже мостовая - и то
Бросила шуршать - и, словно зайчиха,
Ночью поменяла пальто.
1990-1991
К началу
Замерзая
От неподвижности немеют хрустали в моём дворце,
Перо замёрзло в ледяных чернилах, -
Как ствол - в пруду, в тех месяцах унылых,
Когда природа с гримом на лице
Уже других обманывать не в силах
Своей красой, и мыслит о конце.
Нет-нет, конца не будет! - я спешу предостеречь.
Оцепенелые, вернутся к жизни строки,
Навеки помня тишины уроки
И то, как обрывалась только начатая речь
Почти у откровенья на пороге...
Нет, им ещё под небом течь и течь.
И маятник магистра будет плавать над столом,
А фея - подносить листы и перья.
Воскреснут даром задремавшие поверья,
А ледяной король уйдёт, и поделом.
За ним бесшумно вмиг закрою дверь я,
Вооружась струящимся огнём.
Присутствие осколков обнаружится, и вот
Я растоплю и смою их слезами,
Свеча потом в углах неосвещённых подметёт,
Кукушка вновь подружится с часами,
И побегут они, какой-то там отсчитывая год,
Какой - не вижу близорукими глазами...
1992
К началу
Коле
Как тебе живется между ними,
Знающими столько слов и смыслов?
Всё ль несёшь дорожками своими
Жребия кривое коромысло?
А вода, что в вёдрах, потемнела,
Уж по водяному в них таится.
Ты невольник своего удела -
Ходишь, как привязанная птица.
Затаив дыханье над листами
Первой и последней твоей сказки,
Водишь ты упрямыми перстами
По аллеям типографской краски.
Ты сидишь, согнувшийся, как будто
Лебеди вот-вот тебя поймают.
Рядом дети фыркают надуто,
Глядя в твою сказку, - и не знают,
Что тебе в ней улыбался Будда.
6 декабря 1991
(знакомому больному мальчику, который едва ходил и так же едва читал; любил пересказывать всё время одну сказку - про лягушку-путешественницу, - что вызывало смешки соседских детей)
К началу
Колыбельная
Космос плачет над кроватью
Светом тысяч глаз, - и я
Юркну в звездные края,
Но и там тепла не хватит.
Еле сдерживает кров
Чёрной полночи объятья,
Колдовских болот проклятье
Ахнет в сумраке лесов.
Крутится во сне малыш,
И, зарывшись под подушку,
Синеглазой грезит лишь
Юною своей подружкой,
Что же это? - спросит днём:
То ли сна воспоминанье,
Или детских душ свиданье
От родителей тайком?
1992
К началу
Под замком
Поэзия взрослела под замком:
Её на божий свет не выпускали;
Она жила инкогнито, и ей под потолком
Хватало паутины для вуали.
Ко стенам обращаться непонятным языком,
Внимать учетверённое молчанье,
И находить везде лишь одичанье
Столетних стен, да паутины ком.
И узница несчастная темницы
Лишилась зрения: зачем оно певице?
И гладью неподвижного зрачка
Ловила света робкое скольженье,
И, чувствуя восхода приближенье,
Осанну пела голосом сверчка.
1992
К началу
Близорукость
Как не хватало ясности в очах,
И через стёкла свет не пробивался.
И в темноте судил он о вещах
Наощупь, коль на них он натыкался.
И вот - не свет, тогда уже, - роса.
И вешние созвездия - мимозы
Вновь не распустятся; и ночью небеса
Покроют лишь серебряные слёзы.
Искринки от вселенского костра
Ничьим дыханьем кружатся вслепую,
Он говорит им: ты - моя сестра, -
Любой звезде, и позовёт любую.
И та ему - нашёптывать стихи,
И целовать глаза его больные,
Пока зарёю третьи петухи
Не поклюют колосья голубые.
1992
К началу
Венчание
Пушился снег, и я забыл, что он вода,
Пушистый зверь, шагов крадущий звуки,
И древеса воздели тихо руки -
В ладони льётся снежная фата.
И колокольни заспанная ель
Стряхнула сон в то самое мгновенье,
И перед новым чудом в изумленьи
Качнула многозвучную качель.
И так светло, что нужен поводырь
Тем, кто случайно рядом оказался.
И, ослеплённый снегом, попрощался
С землёю бренной белый монастырь.
1992
К началу
Приглашение
Ты маленькое солнце - и цветы,
Припавшие к прохладе застеклённой,
Вращают головами изумлённо
Вслед за тобой, когда проходишь ты,
И долго не стихает их киванье...
И тихих слёз на лепестках следы -
Приметы грустного, под вечер, расставанья.
И эта ночь, наверное, без сна:
За духотой - когда бы лишь напиться!
Они цветут - им в вазе не стоится,
И на часах у них всю ночь весна,
Они плывут, и с них сдувает слёзы
Ночной порыв. Где соль? - твои устна
Внимают сок струящейся амброзы.
Не помнит дней своих цветения эон,
Измеренный песочными часами.
В то утро дева с напоёнными глазами
Войдет и спрячется в раскрывшийся бутон.
И никому своё не скажет имя,
Пока однажды не взойдёт на трон
Среди цветов, чтоб царствовать над ними.
1994
К началу
Заре
Легко переступая по сплетениям листвы,
Ещё с лица не скинув покрывала,
Навстречу куполу, уснувшему в потоке синевы,
Аврора шла и молча рассыпала
Янтарь с алмазами в безветренность травы.
Тайком она сдувала с неба Млечные пути,
Едва на них своим дыханьем вея,
Будила птиц, сидящих в тишине, как взаперти,
Язык любви дарующая фея...
Лишь в сумерках лесных ещё немотствует "вчера",
Ютится по оврагам, как последний
Безликий снег весной - но только до утра:
Луна растаяла, а ты уже в передней,
Юнее юности и пламенней костра.
1994
Алексей Марченков.
Театр сталактитовых символов.
К началу
(c) Алексей Марченков
|