Первый
Он обернулся с быстротой молнии, автомат в его руке коротко тявкнул, и смутная тень со стоном отделилась от стены и уткнулась в каменный пол. Покатились мелкие камешки и снова воцарилась тишина. Держа оружие наизготовку, он двинулся вперед. Света в коридоре подземного завода было ничтожно мало, но достаточно для того, чтобы различить, если понадобится, очертания человеческой фигуры. Большего не требовалось. Попасть в человека на расстоянии видимости так же легко, как откусить кусок яблока. Тишина помогала ему. У него был острый слух, тренированный годами скаутских походов и ночевок в лесу. Он слышал любое движение противника раньше, чем тот мог заметить или услышать его. У него были все преимущества. Пока все шло отлично.
Который это уже? Двадцать шестой… или двадцать пятый? Что-то я сбился, подумал он. Не поймешь, сколько их всего. Уже почти целый взвод я перестрелял, а они все лезут и лезут откуда-то, как тараканы. Не понимаю, что вообще происходит. Почему именно здесь, на спокойном участке, а не там, где проходит основная линия обороны, где стратегические объекты? И почему меня сюда послали? Здесь охранять-то нечего, кроме пыльных коридоров и бетонных стен. Плана не дали. Сказали – секретная информация. Сказали – разберусь на месте. Сами бы попробовали тут… поразбираться. Когда из всех углов стреляют… Козлы. Он облизал губы. Короче, мое дело маленькое, сказал он себе. Шляться тут и мочить всех, кто на глаза попадется, пока всех не перебью. Он остановился. Черт, забыл, где в последний раз свернул. Так все понапутано, заблудиться недолго. А я уже заблудился, вдруг понял он. Ему стало весело. Азарт начал овладевать им. Посмотрим, кто кого, подумал он. Он пошел по коридору вызывающей походкой, вразвалочку, похлопывая автомат по прикладу, как похлопывают по бедру женщину. Дойдя до конца, он повернул налево, и тут же ему в лицо ударило три очереди…
Он поднялся с пола и отряхнул ладонями форму. Три неподвижных тела лежали треугольником: двое у стен, скрючившись, как от удара в живот, и один посередине коридора, разбросав руки и ноги. Засранцы, подумал он высокомерно. Куда вам. Он выщелкнул пустую обойму, звякнувшую о плиты пола, и вставил новую. Затем, подумав, обыскал тела и пополнил свой арсенал пистолетом сорок шестого калибра и пятью запасными магазинами. Автоматы он не взял. У него и так было достаточно боеприпасов. Хватило бы на целую роту. Но пистолет ему понравился.
Толстая водопроводная труба тянулась вдоль стены. Он подошел к пожарному крану, отвернул его и напился. Есть не хотелось. На все про все ему дали два дня. Так и сказали: дел тебе там на пару дней, не больше. Проголодаться не успеешь. Однако пачку галет и две плитки шоколада он прихватил. На всякий случай. Он медленно двинулся вперед, раздумывая. Куда бы пойти, чтобы накрыть это логово? Они ведь не все поодиночке ходят. Наверняка где-то у них есть штаб, или что-то вроде. Наверняка есть командир. Вот только где? Еле слышно звякнуло что-то по трубе, он молниеносно присел, и над головой грянула очередь. Ага! Сзади приоткрылась не замеченная им дверь, оттуда тянулся лучик света, и силуэт человека с автоматом был виден отчетливо. Он усмехнулся, нажимая на курок…
К семи часам вечера число уничтоженных врагов выросло до сорока семи или сорока восьми. Он сбился в счете только один раз, на третьем десятке, но с тех пор методично считал убитых, стараясь больше не сбиваться. После этого в течение двух часов ему не попался никто, и он уже начал думать, что работа сделана, и ощутил легкую грусть, как всегда, когда все заканчивалось. Но это был еще не конец. В пять минут десятого он набрел на шестерых, сидевших в кружок возле странного агрегата в виде большого колеса с лопастями. Перед ними вздрагивал на полу крошечный костерок. Они кипятили воду и не сразу увидели его. С ними пришлось повозиться, потому что двое сумели ускользнуть в тень колеса и отстреливались оттуда с такой яростью, что он несколько минут не мог поднять головы. Однако он все равно достал их и потом отдыхал у костерка, оттащив в сторону трупы. Когда костер потух, он поднялся и побрел дальше по коридору. Еще примерно через час, не встретив никого, он решил, что на сегодня хватит, и расположился на ночлег в узкой нише стены. Тусклая запыленная лампочка, болтавшаяся на проводе под потолком, давала ему возможность, самому находясь в тени, держать под контролем всю видимую часть коридора. Уперевшись спиной в стену и держа на коленях автомат, он почти сразу погрузился в сон, однако и во сне был настороже, готовый проснуться от малейшего постороннего звука. Но просыпаться ему не понадобилось. Вокруг стояла почти мертвая тишина, если не считать очень тихого – где-то на пороге слышимости, - не то жужжания, не то треска, какой может производить включенный электроприбор.
Он проснулся около восьми утра, размял закоченевшие мышцы и двинулся дальше. В конце коридора ему попался пожарный кран. Он умылся, выпил воды и почувствовал себя бодрым, как никогда. Наконец он вышел из зоны подсобных помещений, и попал в производственную зону. Он обшарил один за другим пять цехов и никого не нашел. Покидая последний цех, он заварил за собой дверь найденным тут же сварочным аппаратом, чтобы обезопасить тыл. Однако эта предосторожность, видимо, была напрасной. Он мерил шагами коридор за коридором, и чувствовал, что его миссия близится к завершению.
Действительно, осмотрев последние комнаты – подсобные помещения, заваленные тюками с сырьем, деталями сломанных станков и прочей рухлядью, он повернул за угол и сразу понял, что попал в тот коридор, с которого начинал осмотр.
Здесь что-то изменилось, подумал он, внимательно осматривая коридор. А! Железная дверь, которую он так и не смог открыть вначале, была чуть приоткрыта. Ему снова повезло. Он подкрался к двери и, присев на корточки, осторожно потянул за ручку. Дверь открылась, он скользнул внутрь и сразу же выстрелил в человека, который обернулся ему навстречу с пистолетом в руке.
Больше никого в комнате не было. Он поднялся и подошел к лежащему. Тот был в обычной полевой форме, без знаков отличия, даже без погон, но почему-то он сразу подумал, что это офицер, и очевидно – старший всей группы. В кармане у офицера оказался листок с планом завода, на котором кое-где были красным фломастером нарисованы крестики.
Это расстановка сил, догадался он. Ну-ка… Он пересчитал крестики, их оказалось пятьдесят пять. Крестики были расставлены как раз в тех местах, где он столкнулся с вражескими солдатами. Так и есть. Неужели все? Пятьдесят пять… Или пятьдесят четыре? Все-таки, сколько? Нет, теперь уже вспомнить было невозможно. Черт, надо все начинать сначала. Пока не будет полной уверенности, задание не считается выполненным. Если есть последний, надо найти его и покончить с ним.
Найти одного человека в таком лабиринте непросто. В бесплодных поисках прошел еще день. Он проходил по тем местам, где уже был, и кивал попадавшимся трупам, как старым знакомым. Он чувствовал, что тот, последний, бродит по коридорам где-то рядом, может быть, в нескольких шагах, натыкается на трупы товарищей, его преследует страх… Он уже съел весь свой запас еды, и голод начал доставать его. Неожиданно стало угнетать одиночество и тишина. Несколько раз он стрелял наугад в темноту – просто так, чтобы развеяться и отогнать дурные мысли. Вечером, располагаясь на ночлег, он неожиданно подумал с сочувствием о своем неизвестном враге: если мне так хреново, каково же ему?
На следующее утро ему пришла еще более странная мысль. Он решил не убивать того, если найдет. Решил просто вытащить за шиворот с этого чертова завода и отпустить – пусть валит на все четыре стороны. Он прямо-таки чувствовал страх отчаявшегося человека, исходивший из темноты. Эх ты, думал он. Угораздило тебя… Сидел бы лучше дома, раз воевать не умеешь. От этих непривычных, великодушных мыслей ему стало на удивление хорошо. Он даже ощутил прилив новых сил.
Этих сил хватило ненадолго. За три дня он все-таки порядком вымотался. Коридор за коридором, комната за комнатой, цеха, углы, закоулки… Он шел теперь медленно, свесив руки на автомат, машинально переставляя ноги. Но когда сбоку внезапно послышался шорох, тренированное тело, несмотря на усталость, среагировало молниеносно. Быстрее, чем он успел что-либо подумать и вспомнить, что он собирался делать. Автомат словно сам прыгнул в руки и рявкнул в темноту – беззлобно и деловито…
Он сидел на полу, оперевшись спиной о стену. Перед ним лежал мертвый человек. У последнего врага даже не было оружия.
Что ж, так получилось… Война есть война. Никто не виноват.
Задание выполнено.

Второй
Автоматчики лезли из темноты молча, пригнувшись к земле, с тупой настойчивостью, но, казалось, безо всякой злобы, и падали на пятачке, ярко освещенном прожектором. Они напоминали странных животных, и их было много, слишком много для одного. Он стоял, расставив ноги и упираясь спиной в железную дверь склада боеприпасов, и стрелял, стрелял не останавливаясь, не думая, потому что времени на это не было. Однако в какой-то момент, когда поток нападавших слегка поредел, он подумал: "Это конец". Действительно, шансов не было. Все, что он мог теперь – это стрелять, словно заведенный механизм. И он стрелял. Тяжелый, громоздкий пулемет прыгал в руках и, кажется, дымился. Они никак не могли попасть в него, потому что им в глаза бил свет прожектора, и они не успевали сориентироваться, сразу попадая под огонь. А ему было отлично их видно, и он косил их, как траву. Но долго так не могло продолжаться.
Наконец случайная пуля задела его правый локоть, и рука онемела. Дальше все произошло очень быстро. Он перестал стрелять всего на секунду, а на пятачке уже было полно неприятельских солдат, и прежде, чем он сумел перехватить пулемет, его увидели, кто-то бросил гранату и взрыв прогремел прямо под ногами. Он не ощутил боли, а лишь увидел слепящую вспышку и почувствовал, как на него сыплются осколки прожектора. Последняя картинка, сама собой возникшая в гаснущем сознании, - это были почему-то роликовые коньки, лежащие на мокром асфальте. "Странно, - подумал он с удивлением. – Сроду у меня не было роликовых коньков".

Третий
Пуля щелкнула в камень в двадцати сантиметрах от уха, и осколки хлестнули его по щеке. Он не шевельнулся. Главное было не двигаться, чтобы не обнаружить себя. Он напряженно обшаривал взглядом сереющую впереди метрах в пятидесяти каменную гряду, пытаясь угадать, из-за какого камня стрелял вражеский снайпер. За точно такой же грядой прятался он сам, а разделяла их только неглубокая расщелина шириной не больше двух метров.
Тоже бывалый вояка, подумал он с уважением. Сидит, как мышь, не шелохнется. И правильно. Чего дергаться, когда через полчаса совсем стемнеет. Ясно, что сегодня опять ничья. Выстрелил-то сейчас почти наугад, по звуку – патрон у меня звякнул. Это еще услышать надо было… Да и как выстрелил! Чуть не попал ведь... Я бы сам, пожалуй, так не смог. Да, парень крутой. Ну, ничего, поглядим еще, кто кого.
Сколько он наших положил? Человек шестьдесят, не меньше. Пока командование дотумкало, что там всего один человек засел. Но зато какой… Впрочем, на таком перевале один хороший боец с арсеналом может целую армию сдерживать. Единственная тропа узкая, не пройдешь иначе, чем гуськом, друг за другом, - а этому остается только сидеть да стрелять одного за другим. И наши с ним ничего поделать не могут. Оно и понятно: попробуй, определи, где он засел, когда он легко может хоть после каждого выстрела позицию менять. И не промахнулся ведь ни разу! Пройтись бы ракетами по этим скалам, да нельзя. Почему нельзя – непонятно; значит, им там, в штабе, виднее. Даже вертолетов сюда почему-то нельзя. Получается – идите под пули, как бараны.
Значит, так… Ну и вызывает меня ротный, и говорит: я тебе, дескать, приказывать не могу, но сам понимаешь, ты у нас лучший стрелок, отличник боевой… и все такое. Кроме тебя, некому этого гада оттуда выковырять. А если нет – тогда ты у меня, мол, завтра первым по тропе пойдешь. Я говорю: если у вас такой разговор, я могу хоть сейчас по этой тропе пойти без оружия и тому снайперу ручкой помахаю, когда он в меня стрелять будет. Ротный сразу – ты, мол, извини, а куда деваться, ребята гибнут, так я тебя по-хорошему прошу… Ну, это дело другое. Раз по-хорошему… Я и сам хотел вызваться. Дело-то привычное – по скалам с винтовкой лазить…
Уже совсем стемнело и в небе зажглись крупные звезды. Он знал, что чужой снайпер никуда не ушел, что он все еще там, за той грядой, хотя и не подает признаков жизни. Они оба находились теперь в равных условиях. Ни один не знал наверняка местонахождения противника, и все, что им оставалось делать – терпеливо дожидаться утра. Правда, через полчаса он осторожно переместился влево метров на пять-шесть, чтобы уйти от того места, по которому стрелял враг, однако же и не слишком удаляясь. Завтра начнется второй день их дуэли.
То ли он задремал, то ли задумался, но только шорох, раздавшийся совсем рядом, заставил его вздрогнуть и схватиться за винтовку. Он никак не ожидал, что ночью в скалах, когда вокруг все время стреляют, может оказаться хоть одна живая душа, – кроме тех, кто пришел сюда, чтобы убить друг друга.
- Стой, - сказал он вполголоса. – Выходи с поднятыми руками, или буду стрелять.
- Не стреляй, - раздался такой же тихий голос, и он в изумлении опустил винтовку. Прямо на него из-за соседней скалы двигалась светлая фигура. Казалось, что она плыла по воздуху, не касаясь земли, и если бы не несколько хрустнувших под ногами камешков, ее можно было бы принять за привидение. Когда она оказалась в нескольких шагах от него, он увидел, что это женщина.
Что за чертовщина! Откуда она здесь? Из деревни, что у подножия горы? Вроде, далековато. Других населенных пунктов поблизости нет. Женщина тем временем приблизилась почти вплотную.
Это была девушка в светлом длинном платье, с густыми черными распущенными волосами. Ему показалось, что у нее большие темные глаза, остальные черты лица скрадывала темнота.
- Здравствуй, - сказала она тихо.
- Привет. Ты откуда? Из деревни?
- Нет… Неважно. Я пришла, чтобы тебя спасти.
- А в чем дело?
- Тебе нужно уходить отсюда.
- Мне нельзя никуда уходить.
- Я знаю, почему ты так говоришь. У тебя задание. Ты должен убить вражеского стрелка?
- Какого стрелка? (Откуда она, черт возьми, знает?)
- Не надо меня обманывать. Я все знаю. Я слышу выстрелы в горах. Здесь идет война. Сюда приходят только, чтобы убивать.
- Ну, допустим. А почему тогда ты хочешь меня спасти? Раз я пришел убивать?
Она присела рядом с ним.
- Ты не злодей, вот почему.
- Спасибо. Только я уж как-нибудь сам…
- Ты храбрый и умелый воин. Но тебе грозит такая опасность, с которой ты не сможешь бороться. Поэтому я тебе говорю – уходи, беги отсюда. Я тебе покажу дорогу.
- Глупости. Даже, если бы я захотел – куда мне бежать? Дезертиром становиться? А наши ребята будут воевать?
- Они сами за себя решают. Ты им ничем не поможешь.
- Почему это?
- Если их не убьют здесь, их убьют где-нибудь еще.
- Послушай, я таких разговоров не люблю. Сказано тебе – никуда я не уйду, и точка.
- Очень жаль, - она произнесла это очень тихим и печальным голосом. – Все-таки подумай. Пока у тебя еще есть немного времени. Завтра я приду опять.
Она бесшумно поднялась и скользнула в темноту. Тут только он сообразил, что забыл спросить, как она ухитрилась пробраться сюда ночью. Наверно, все-таки она из деревни. Местные – они здесь каждый камень знают. Хотя что-то она на местную не слишком похожа. Говорит совсем не так, как они. Вдруг его словно ударило: ведь если этот снайпер местный, он может точно так же в темноте подобраться к нему и шлепнуть его, как муху! Ему в первый раз стало страшно. Как только он об этом раньше не подумал! Ну, хорошо, решил он. Сон отменяется. Придется всю ночь караулить этого гада… Не заснуть бы. Тихо как… И хорошо: услышу, если кто поползет…
Это была последняя мысль. Он провалился в сон, как в пропасть.
Когда он проснулся, то сначала испугался того, что все-таки заснул и был совершенно беззащитен перед врагом. Он нашарил рядом винтовку и успокоился. Оружие было на месте, сам он был жив, чужой снайпер не приходил ночью. Интересно, где он сейчас?
Очень осторожно он выглянул из-за камня и сразу увидел какой-то отблеск в камнях напротив. Раньше, чем он успел сообразить, что это солнце отражается в окошке оптического прицела, его палец нажал на курок и прогремел выстрел. Мгновенно грохнул и ответный выстрел; солнечный зайчик метнулся в сторону и исчез. Пуля свистнула над головой. Ну что же, поехали, подумал он.
День прошел безрезультатно. С десяток выстрелов, пропавших впустую, - вот и все. Ни один не хотел рисковать понапрасну, каждый чувствовал в другом сильного противника. Ближе к вечеру он попытался подловить чужого на старом фокусе, впрочем, особо не расчитывая на успех. Подобрал сухую ветку, неведомо как очутившуюся в голых скалах, нацепил на нее свою пилотку и выставил краешек между двумя камнями, а сам очень осторожно выглянул из-за соседнего камня. Выстрела не последовало, зато через несколько секунд на той стороне – совсем не там, где, по его предположению, должен был находиться вражеский стрелок, - из камней насмешливо поднялась почти на метр камуфляжная шапка, демонстративно надетая на палку, и несколько раз качнулась вправо-влево. Ему стало стыдно и смешно. Это он мне как бы ручкой помахал, подумал он. Мол, меня на такую дешевку не купишь. Ладно. Постреляем еще…
Через час сумерки сгустились. Он сидел, прислонясь к большому валуну. За весь день, вот так постреливая друг в друга, они переместились метров на пятьдесят вдоль гряды. Сегодня надо будет постараться не заснуть, думал он. Интересно, почему тот не подобрался ко мне ночью? Хотел усыпить бдительность? Если бы он знал, что я дрых всю ночь… Или что-то ему помешало? Что? А может, он не местный, и так же, как и я не рискует передвигаться в темноте? Если не местный – тогда кто? Наемник?..
Он снова, как и вчера, услышал в камнях быстрый шорох, и через мгновение девушка появилась из темноты и села на землю рядом с ним.
- Ты подумал? – спросила она, не здороваясь.
- Привет, - сказал он. – Объясни-ка мне, как ты нашла меня в темноте. И вчера, и сегодня?
- Какая разница? Что ты за странный человек? Тебе надо спасаться, а ты задаешь пустые вопросы. Скажи, ты решил?
- Я тебе уже сказал, что не собираюсь бежать… Ну, хорошо, что это за опасность?
- Я не могу сказать. Да ты и не поймешь. Просто поверь мне, - в ее торопливой речи слышалось отчаяние. - Если ты не уйдешь отсюда, не убежишь, не спрячешься – ты погибнешь без всякой пользы.
- Без пользы никто не гибнет.
- Многие гибнут. Не надо сейчас спорить. Подумай еще раз.
У него вдруг промелькнуло смутное воспоминание: когда-то давно кто-то уже упрашивал его вот так же искренно; всплыли в памяти слова: "…Я видел, как умирают. Вы не видели…"
- Хорошо, - сказал он. – Я подумаю.
- Думай быстрее, - сказала она и вдруг протянула руку и провела пальцами по его щеке.
- Ты очень изменился, - сказала она с непонятной грустью. – Но все-таки недостаточно… - И повторила: - Думай быстрее, у тебя очень мало времени.
Когда она исчезла, он озадаченно потер щеку, которой она коснулась. Щетина на щеках и на подбородке была какой-то непривычно жесткой и густой. Вроде бы, он брился перед тем, как идти на задание. Почему она сказала, что я изменился, подумал он; можно подумать, она знает, каким я был? Загадочная девушка. И что все-таки за опасность, о которой она так твердит? Нет, все это ерунда, решил он наконец. Никуда я не побегу. Он внезапно, как никогда почувствовал ответственность за тех, кто остался внизу. Я должен его достать, подумал он. Кроме меня, никто это не сделает. Никто не сможет…
Он все-таки заснул. А наутро проснулся трудно. Во всем теле была слабость и ломота; лицо казалось чужим и словно стянутым засохшей коркой грязи. Во рту было сухо. Он глотнул воды из фляги и не ощутил вкуса.
Я заболел, промелькнуло у него в голове. Он с трудом привстал и, щурясь, выглянул из-за камня. Безмолвная каменная гряда протянулась перед ним; ни звука, ни движения… Обшаривая взглядом камни, он обнаружил, что перед глазами какая-то дымка, мешающая ясно видеть. Он поморгал, потом потер глаза. Пелена не пропала. Он снова опустился на землю. Этого еще недоставало… Он полил на руку воды и ополоснул лицо. Не помогло. Очертания предметов оставались расплывчатыми. Наверняка я заболел, подумал он с досадой. Подхватил какую-то местную лихорадку. Может быть, об этой опасности говорила девушка? Трясущимися пальцами он достал из нагрудного кармана упаковку таблеток, распечатал ее, едва не уронив, и бросил в рот сразу три таблетки. Запил водой и сплюнул на камни горькую слюну. Авось поможет. Нельзя болеть, нельзя, думал он, отползая к соседнему камню и волоча за собой винтовку. Нельзя, иначе этот меня достанет. Надо держаться…
Несколько раз он выглядывал из укрытия, стараясь держаться в тени, всматривался в неверные контуры гряды – отдельных камней он уже не различал, - надеясь уловить хоть какое-то движение, хоть малейший признак присутствия противника. Тщетно. Чужой стрелок не показывался, но явно был где-то поблизости. Хорошо бы подобраться к нему поближе, застать врасплох… Только вот как это сделать? Он чувствовал, что силы уходят буквально с каждой минутой. Черт, что же это за напасть такая?!.
Когда солнце начало понемногу клониться к закату, он лежал на спине и тяжело дышал, воздух с сипением вырывался из груди. Винтовку он судорожно сжимал в руках. Неожиданно прямо над ним раздался женский голос:
- Ты решил?
Она появилась на этот раз, не дожидаясь темноты. Но он и сейчас не мог разглядеть ее лица – теперь потому, что глаза уже не служили ему. Он приподнялся на локтях и проговорил странно низким, хриплым голосом:
- Я остаюсь. Я должен… - Он закашлялся, и легкие отдались мучительным спазмом.
- Значит, конец, - горестно сказала она, склоняясь над ним; он видел только белый овал с двумя темными пятнами глаз. – Времени не осталось. Прощай, воин…
Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Ее губы были холодными и влажными.
- Скажи мне, кто ты? – проговорил он с трудом.
- Какая теперь разница? – Она поднялась. – Твой враг там, - услышал он ее голос уже словно издалека. – Прощай.
Он почувствовал, что снова остался один. Мой враг там, повторил он про себя. Сейчас… Он поднялся, цепляясь за камни, и высунулся из своего укрытия, уперев винтовку между двумя камнями.
- Выходи, - сказал он повелительно.
Минуту он ждал, а потом ему почудилось движение на той стороне. Он изо всех сил напрягал зрение, сощурив оба глаза, и увидел над грядой темное пятно на фоне сереющего неба. Он склонился к винтовке, пытаясь поймать это пятно в прицел, но руки дрожали, и прицел прыгал перед глазами; пятно расплывалось, заслоняя все поле зрения, и казалось – в мире больше не было ничего, кроме этого пятна, в которое надо попасть, попасть во что бы то ни стало… Он чувствовал, догадывался, что человек на той стороне тоже целится в него, но почему-то тоже никак не может прицелиться. Он все ждал выстрела, а выстрела не было. И тогда он навалился на винтовку всем телом, чтобы придавить дрожащие руки, и попытался нажать на курок, - но рука уже не слушалась его. Он упал, скатился вниз по камням и остался лежать навзничь. Его лицо, почерневшее на солнце и изрезанное морщинами, было похоже на вспаханную землю, а длинные спутанные волосы и седая борода смягчили смертный оскал этого лица, и оно казалось почти спокойным. В горах было тихо.
Перевал был свободен, но идти по нему было уже некому.

Москва.
11 февраля 2000 г.